ЗАБЫВЧИВОСТЬ

Зима вступала в равные права
с осенней пустотой седоголовой.
Сквозь сито улиц ветер гнал слова,
гудели в трубке голоса знакомых.
Снаружи город холодел пустой.
 
За пригороды, полные безумья,
летела мысль, за бедные поля
совхозов городских, за леса зубья
и за село, где мост и конопля.
Чертили воздух зябкой стужи клубья.
 
В своей квартире я сидел один
и кутался в пиджак, придя с работы.
За окнами - обрыва чернь и сплин:
как на стекло наклеенное что-то.
Звенящий холод, ночи карантин.
 
Не согревали голоса друзей
ни трубки телефонной, ни квартиры.
Пуловер как чужой сидел на мне,
и руки, потеряв ориентиры,
не знали, где пристроиться вовне.
 
Разрезанный отсутствием причины,
оторван от привычек и начал,
мой мозг себя прошёл до половины,
и возвратился в комнаты овал.
Ползли часы. Горел торшер в гостиной.
 
На полках книги вдоль большой стены.
Вся мудрость мира в них к моим услугам.
Но паутиной скуки и вины
оплетено признанье к этим слугам.
И ноги не доходят до стены.
 
И к той, что в недоступности жила,
хоть и в шести кварталах напрямую,
не привели ни знанья, ни игла,
не доставляли крылья или пули.
И мир тупел от древнего узла.
 
Тогда другой позволил я войти
в свой храм застенный, в умное жилище,
ей преподнес свой разум, блеск светил
и тонкий клад - сезам духовной пищи.
Но этим её сердце не прельстил.
 
Грабителя не пробудил я в ней,
а пробудил в ней ангела слепого,
не знавшего, что прежде было слово,
и только после этот мир теней.
   Конец января, 1979. Бобруйск.




B
     цикл второй


 3

Ты, глядя на ван дейковский шедевр,
отметила красивый интерьер,
и, слушая со мной "Парад Планет",
зевнула, будто музыки и нет.
И на картине Пабло Пикассо
застукала кого-то "без кальсон".

И всё-таки я знаю, что не ты
в полотнах зришь не лица, а цветы,
и не твоя печальная душа
в симфониях ни слышит ни шиша.
И не твои трагичные глаза
в театре видят не спектакль, а зал.

Ты в лоно своих дум погружена,
и флер их над твоим челом витает,
в тебе молчит романтиков страна,
где ледяной покров твоих очей не тает.

Где пламенного Байрона стихи
твоё уже давно пленили сердце,
и место, где шаги твои тихи,
застыло под бетховенское скерцо.

Ты виндзорских дворцов и грёз стена,
ты Шелли благодарный почитатель,
но в жизни между нами тишина,
хоть я и добываю, как старатель,

крупицы золотистые в тебе,
ищу алмазы в обнажённом сердце,
и всё же не пускает меня бес
назавтра стать твоим единоверцем.

Мне грустно оттого, что ты одна,
одна со мной, одна с враждебным светом,
и в этом снова есть моя вина,
я должен буду встать перед ответом.

Мне грустно оттого, что будет муж,
водила или злой автомеханик,
и лишь тогда поймёшь, под скрипы груш,
что, как и я, ты в этой жизни странник.

И станешь слушать Скрябина тогда,
и вопрошать творения фон Радке,
и видеть, как во тьме горит звезда,
и в кухне слёзы смахивать украдкой.
          Март, 1980.



    5
 
В открытых окнах музыка звучит.
Блаженный май ласкает ветром свежим.
Тебя со мной благословенный стыд
Сегодня обручает на манеже.

Выплёскивает солнце на дома
Своё не потускневшее сиянье,
И ты ко мне домой спешишь сама,
Сжимая своё зеркальце в кармане.

И губы твои твёрдые горят
Улыбкой, растворяющей укоры,
И в тишине целуешь наугад,
Не распахнув затянутые шторы.

Листочков клейких новый ренессанс,
Ленивая весенняя прохлада.
И дух сирени осыпает нас
Из твоего распахнутого сада.

Улыбки на тенистой стороне,
Цветы вовсю на площади раскрылись.
И что-то совершается во мне,
Вздувая то ли рожки, то ли крылья.
          Май, 1980.



     6

  12
 
Прошедшее - уже не чувство.
И то, что сделалось со мной,
Могу назвать одним лишь - "пусто".
А воздух - влажный и седой.

Но прошлое возродит храмы,
И в храмы можно заходить:
Как в опустевшие вигвамы
Вползает паутинки нить.
        10 февраля, 1980.



    19

     Май, 1980.

___________________

_____________